ГЛАВА 14. ГЛАВНОЕ БОГАТСТВО ЗНАТИ
(из книги Виктора Бирюкова)

15 июля 1774 года Пугачев потерпел сокрушительный разгром на Арском поле под Казанью и пустился в бега в сопровождении лишь 400 всадников. Глухими лесными тропами они оторвались от погони, после чего 16 и 17 июля переправились на правый берег Волги – пожаловали в наши края!

Отоспавшись и приведя себя в порядок, 23 июля 1774 года отборные головорезы вошли в Алатырь. Горожане встретили «Петра III» как освободителя, присягнув ему на верность. Он же, не медля, разослал небольшие группы казаков по окрестностям мутить народ, запасать провиант и разузнавать о продвижении правительственных сил; запылали помещичьи усадьбы. Семьюстами километрами восточней аналогичным образом от имени «амператора» орудовали яицкие казаки Ивана «Чики» Зарубина и башкирские казаки Салавата Юлаева.

Ярлыки «крестьянская война», «народный вождь», «восстание против феодального строя» налепили советские ученые мужи, которые вслед за одиозным Михаилом Покровским (1868–1932) вынужденно или по недомыслию не признавали за историей права на объективность. Например, тот же Покровский разглядел в рядах восставших... пролетариат: к этому классу он отнес работных людей, которые состояли преимущественно из крепостных отходников. Казаков же вульгарный марксист предпочитал не замечать вовсе.

Между тем Пугачев собирался не освободить помещичьих крестьян, но перевести их в разряд дворцовых, то есть попросту сокрушить экономическую основу дворянства: в случае победы повстанцев Россию ожидала смена знати, не более. А куда ж знати без крепостных, кто ее содержать-то будет?

Какое могло быть у Пугачева «крестьянское войско», если в согласии с казачьей традицией он принимал под свои знамена только «доброконных, с пристойным оружием»? Его полевые командиры рекомендовали пешим волонтерам разжиться лошадью и прочим снаряжением в ближайших имениях да на больших дорогах. Таким образом пугачевцы лишь разбрасывали «пылающие головни восстания» по сторонам; мужики в качестве наездников и рубак были бесполезны, а обучать их было некогда. В то время как крестьянские сыновья сызмальства горбатились в поле, казачата джигитовали и играли в военные игры; земледелие же у большинства казаков было вовсе запрещено минимум до 1695 года.

Кстати, отчего донец Пугачев подбил на бунт именно яицких казаков? Да потому, что в ожидании экзекуции за более ранний мятеж их среда была подобна пороху. В Яицком городке (ныне казахстанский Уральск) 13 января 1772 года казаки убили своего ненавистного войскового атамана Петра Тамбовцева, солидарного с ним генерал-майора Михаила Траубенберга, других казацких страшин и войсковых офицеров. Бунтовщики продержались аж до 3–4 июня, когда были разбиты карательной экспедицией.

Именно поэтому от старообрядцев Мечетной слободы Пугачев прямиком отправился на Яик. Пойдя за «Петром III», яицкие казаки получали возможность избежать жестокой кары – при чем здесь интересы крестьянства? Началом восстания считают 17 сентября 1773 года, когда Пугачев огласил «имянной мой указ яицкому войску».

– Как вы, други мои, прежным царям служили до капли своей до крови, дяды и оцы вашы, так и вы послужити за свое отечество мне, великому государю амператору Петру Федаравичу, – зачитывал секретарь самозванца Яков Почиталин 80-ти казакам на хуторе близ Яицкого городка. – И каторые мне, государю императорскому величеству Петру Федаравичу, винъныя были, и я, государь Петр Федаравич, во всех винах прощаю и жаловаю я вас: рякою с веръшын и до усья, и емлею, и травами, и денижъным жалованьям, и свиньцом, и порахам, и хлебныим правиянтътам...

В Алатыре «божиею милостию амператор и самодержец всероссийский» надолго не задержался, ибо приближались екатерининские войска. Избравший естественную для казака тактику мобильной партизанщины, Пугачев уклонился от боя и уже 25 июля во главе своей лихой конницы двинулся на Саранск через Атяшево и Большие Манадыши.

Недаром рассказывают в нашем крае вот такую байку. Приходят в деревню пугачевцы и предлагают:

– Что с вашей помещицей делать будем? Может, повесить ее?

– Не надо, барыня добрая у нас, хорошая, – дружно отвечают жители.

На другой день те же крестьяне сами идут в стан к пугачевцам:

– Повесить бы надо помещицу нашу.

– Как же так, вы ж говорите, добрая она? – удивляются казаки.

А крестьяне знай себе стоят на своем:

– То мы вечор говорили! А сегодня хотим, чтоб повесили барыню. Нехорошо получается – у всех повесили помещиков, а у нас – нет...

Конечно, в крупных антигосударственных выступлениях стадный инстинкт всегда силен и часто принимает отвратительные формы. Недаром французский социолог и психолог Габриэль Тард (1843–1904) рассматривает толпу как сумму индивидуальностей, характеризующуюся иррациональным поведением и потребностью в вожде.

Часть крестьян действительно присоединилась к бунту, но поскольку в казачьем войске места им не нашлось, действовали самостоятельно. Так, в Алашеевке соединили свои отряды крестьяне Вьясков и Фалков, после чего двинулись вслед за «амператорским величеством Петром Федаровичем» на Саранск.

Тем временем изворотливый, творчески одаренный самозванец придумал, как распылить силы врага: 31 июля 1774 года издал манифест «Помещичьим крестьянам о пожаловании их вольностию, землями и освобождением от подушной подати». Да-да, тот самый манифест, в котором воззвал к «стариковщине»: «награждаем древним крестом и молитвою». К этому моменту казацкое восстание длилось уже более 10 месяцев.

Как видим, Пугачев держался до последнего, не желая выпускать из крепостной бутыли джинна всенародного воодушевления; войдя в роль, самозванец уже считал дворцовых крестьян своей собственностью. Это промедление с избавлением России от рабства стало самоубийственным для «амператора». Сейчас он в отчаянии пообещал «всем, находившимся прежде... в подданстве помещиков» не только свободу, но и возможность стать «вечно козаками».

И все-таки манифест от 31 июля подлил масла в огонь, еще как подлил. После ухода казаков мятеж в Алатырском уезде на угас, а наоборот, с августа по октябрь 1774-го достиг апогея. Из уст в уста передавая слухи о своем освобождении, люди брались за вилы да топоры.

«Везде здесь чернь заражена... а крестьяне и дворовые люди как во всем Саранском уезде пристали к злодейской шайке», – уже на другой день, 1 августа рапортовал начальству шедший по пятам за Пугачевым подполковник Муффель. Обратите внимание: «крестьяне и дворовые люди» изначально воспринимались отдельно от «злодейской шайки» – казаков да беглых каторжников.

Озлобление против господ достигало такого размаха, что кое-где дворяне истреблялись поголовно. Например, в селе Знаменское Ардатовского уезда крепостные вырезали весь род Кожиных; остается лишь догадываться, какими извергами были эти помещики.

«Самый большой повстанческий отряд численностью до 2000 человек действовал в районе села Большие Манадыши, – сообщают наши краеведы, Марискины (отец Иван и сын Олег) в книге "Летопись Атяшевской земли" (Саранск, 1998). – Он имел неоднократные сражения с правительственными войсками, которые спешно шли к городу Саранску. Оседлав дорогу Алатырь–Саранск, своими внезапными нападениями они сковывали продвижение правительственных войск, расширяли сферу деятельности повстанческого движения».

Но 18 августа 1774 года к Большим Манадышам подошел карательный батальон капитана Якова Михальчукова. К нему тут же присоединился скрывавшийся в лесу отставной подпоручик Михайло Маслов, чье имение в соседних Чебудасах было разграблено бунтовщиками. В рапорте Алатырской провинциальной канцелярии нижегородскому губернатору Алексею Ступишину сказано, что Маслов и михальчуковский капрал Гаврила Горшенин поскакали увещевать противника.

Отказавшись сдаться, крестьяне попытались захватить «парламентариев», после чего Маслов и Горшенин, выпалив в атакующих из ружей, умчались восвояси. Пришлось капитану Михальчукову, разделив батальон на две части, приступить к оттеснению восставших на окраину села. Здесь каратели подожгли несколько домов, и огонь быстро пополз по Большим Манадышам. Покинув ряды повстанцев, местные жители кинулись тушить пожар.

В течение последующих двух суток бунтовщики потеряли 100 человек убитыми, 47 – пленными и ранеными, после чего прекратили сопротивление. По мере удушения восстания повсеместно начинался «разбор полетов». Командовавший усмирением народа граф Петр Панин 25 августа 1774 года подписал приказ, разъясняющий, как и с кем следует поступать.

Граф, генерал-аншеф Петр Панин

Граф, генерал-аншеф Петр Панин  

1-й пункт посвящался самым виноватым: «Во всех тех городах и селениях, в которых обыватели поднимали свои руки или способствовали только поимке и предательству в руки изменников на сместное убийство своих воевод, всяких поставленных от ее величества начальников, собственных помещиков, священников и всякого звания верных поданных из тех как самих убийц, так и из предателей заводчиков, изготовя наперед по христанскому закону, казнить смертию, отрублением сперва руки и ноги, а потом головы, и тела класть на колесы у проезжих дорог».

2-й пункт говорил о тех, кто присоединился к восставшим: «Всех без изъятия последователей за таковыми бунтовщиками сечь жестоко при виселицах плетьми».

3-й пункт носил, так сказать, профилактический характер – чтоб впредь неповадно было: «При всех тех селениях, которые бунтовали или хотя ослушными противу законного начальства оказывались, поставить и впредь до указу не велеть снимать по одной виселице, по одному колесу и по одному глаголю для вешания за ребро».

4-й пункт разъяснял, что делать там, где бунт несомненно имел место, но зачинщики его скрылись: «Если заводчиков во убивствах учрежденных начальников, собственных помещиков, священников и всякого звания верных поданных никакими настоящими обличениями изыскивать будет где нельзя, то в таковых селениях где начальники, священники и всякого звания верноподданные умерщвлены или преданы их же поселянами, принуждать к выдаче заводчиков метанием между ими жребия для повешивания третьего, а ежели и сим средством они их не выдадут, то и действительно сотого между таковыми с жеребья повесить, а остальных всех возрастных пересечь жестоко плетьми».

Обратите внимание: трижды в панинском предписании упоминаются убитые священники. Почему духовенство уничтожалось порой с той же яростью, что и дворянство? Вроде бы не должны были восставшие трогать попов. Понятное дело, во многих местах батюшки пытались остудить горячие головы, но не губить же их за это...

Мне кажется, официальные священнослужители сполна платили за преследования царившего среди казаков, да и в головах многих мужиков старообрядчества; ох и натворил дел Никон веком ранее! «Троеперстные» священнослужители воспринимались староверами как проводники и опора всех тех несправедливостей, какие несла в массы государственная машина. Недаром же Солженицын нарек партиаршью реформу «великим церковным преступлением, с которого началась гибель России».

Огромную территорию бунта, на которой проживали три миллиона человек, покрыли виселицы, столбы для колесования, глаголи; в переполненных тюрьмах, подвалах казенных и купеческих зданий томились в жутком ожидании участники восстания. Крестьян по нескольку раз прогоняли через строй в тысячу солдат со шпицрутенами, после чего выживали немногие. Тут и там люди висели, словно туши на бойне, – до тех пор, пока крюки не проходили полностью сквозь тела.

Многие карательные отряды возглавлялись офицерами из поволжских помещиков. Они хорошо знали регион, имели высокую мотивацию к мести за причиненный ущерб и стремились «спрофилактировать» будущие мятежи. Но вот тонкий нюанс: местные помещики свирепствовали в меру, если позволительно так выразиться. Вешая или калеча собственных крестьян, они обкрадывали, обедняли самих себя. Хлебопашцы были без преувеличения главным богатством русской знати: даже земля без них оказывалась бесполезной.

«Простите за жесткий оборот речи, но, возможно, многие помещики относились к своим крестьянам как к самым дорогим животным в хозяйстве», – предполагает упоминавшийся профессор Полторак.

Поэтому суд согласно панинским указаниям вершился сравнительно справедливо: истреблять невинных «каинов» не было у крепостников никакого резона, это же не иноземные зондеркоманды.

Так как же там мои предки? Славно поучаствовали в восстании? Попробуем ответить.

В Больших Манадышах проживал в ту пору Василий – представитель 2-е поколения Бирюковых. Он был дедом того самого рекрута Михайлы, которого не дождалась с войны 1812 года юная жена с двумя малышами. К моменту вторжения восставших казаков 38-летний Василий имел 5-летнего сына Филиппа и наверняка также других детей. Будь Василий «заводчиком», не сносить ему головы, но умер он естественной смертью в 1813 году.

А через речку Вечерлейку, в Чебудасах, проживал «прародитель» Кирьян, относительно которого моя бабушка Неонила Кирьянова представляет 5-е поколение (а я сам, таким образом, – уже 7-е). Судя по тому, что в 1785 году у Кирьяна родился Феофан, в 1774-м Кирьян был либо еще слишком мал для бунтовщика, либо уж наверняка не был заводилой. Но дат его жизни и жизни его предков мы не знаем: чай, не генерал-аншеф Панин, чтоб оставить после себя такую информационную роскошь...

Заглянем теперь в Чамзинку – к мельникам Кузиным. Представитель их 4-го поколения Афанасий Еремеев (1715–66) до пугачевщины не дожил, а его сын Абрам Афанасьев (1747–1821) благополучно ее пережил. Уже после бунта у Абрама родились в 1777-м Герасим и в 1780-м Мавра.

Но обернемся к отцовской ветви моей бабушки Натальи Дмитриевой – жены Минея Ивановича Климова. Представителя 1-го поколения этой ветви звали Ионой, жил он, видимо, в деревне Ломакино, и это все, что о нем известно. В 1768 году у Ионы родился Алексей, поэтому несложно предположить, что дожил Иона и до пугачевщины. А может, и не дожил. Гадать тут особо не стоит, поскольку до Ломакино пугачевщина все равно не докатилась.

А что там с материнской ветвью бабушки Натальи Дмитриевой? Представитель 2-го поколения одной из линий этой ветви Иван Егоров (1705–88) из Алашеевки пережил великий бунт в возрасте почти 70 лет. По тогдашним меркам он был долгожителем и участвовать в пугачевщине не мог. В той же Алашеевке пережил пугачевщину и Иван Иванов (1726–96), представитель 2-го поколения другой линии той же бабушкиной ветви.

Выписка о рождении Минея Климова

Выписка из метрической книги о рождении прадеда моего Минея (Мина)

По ветви же Минея Климова среди свидетелей великого бунта мы обнаруживаем родившегося в 1713 году Якова (2-е поколение) и его появившегося в 1757 году сына Аверьяна (3-е поколение). Якову в ту пору уже перевалило за 60 – старик по меркам XVIII века. Что же касается Аверьяна, то дата его смерти неизвестна, но мы знаем год рождения его младшего сына Климента – 1804-й. Кроме того, жили оба в селе Тарханово, которое кровавые волнения, насколько мне известно, обошли стороной.

Что ж, с расстояния в почти 250 лет делаем вывод: к Пугачеву мои предки не примыкали. Если опустить возрастной фактор, они наверняка рассудили, что это не их война. Биться за то, чтобы из дворянской неволи угодить в неволю казацкую, было абсолютной глупостью. В то же время пугачевщина сопровождалась таким количеством ненужных жестокостей и принесла столько непоправимых бед, что гордиться принадлежностью к ней в любом случае не составляет чести.

Даже в десятом колене.