ГЛАВА 18. МЕЧТА СТЕПАНА РАЗИНА
(из книги Виктора Бирюкова)

Как медом намазано Поволжье – ни один крупный бунт в государстве не обходил наши земли стороной. Почему? Прежде всего перемещаться здесь было уж очень удобно – по спокойным, широким рекам. Дороги-то стали одной из главных бед Отечества не оттого, что нам не достает неких «способностей» к их прокладке. Из-за низкой плотности населения России на одного человека требуется в десятки раз больше длины путей сообщения, чем в Центральной Европе. И при царях так было, и сегодня.

Кстати, в 2014–15 годах восточному славянству не забыть бы отпраздновать юбилей – символическое 1000-летие бездорожья. Крестивший Русь Владимир Святославич решил покарать сына Ярослава, который в качестве новгородского посадника раздумал платить Киеву подати. Повелел Владимир Красное Солнышко «требить путь и мостить мость», что означало расчистку трассы для прохода киевской дружины. Дело оказалось столь многотрудным, что великий князь в 1015 году умер – не дождался. А избежавший наказания Ярослав вошел в историю под прозвищем Мудрого.

Изрезанное судоходными реками, Поволжье оказалось на «казацком перекрестке» между Хопром, Доном, Волгой и Яиком: у нас казачкам проще всего было сойтись вместе, да сей же миг чего-нибудь и «замутить». К примеру, поход на Москву!

Фильм о Степане Разине

Со снятого в 1908 году фильма «Стенька Разин» началась российская кинематография

Вот и 40-летний Степан Разин около рассвета 5 сентября 1670 года атаковал Симбирск. Поскольку дурная слава разинская докатилась до города еще раньше, стрельцы боярина Милославского были готовы к отпору, и осада затянулась.

Вообще-то Разина принято считать одним из первых в Отечестве революционеров, и молва даже приписала ему чисто коммунистическую фразу: «Я за такую Русь: нет ни бедных, ни богатых. Равен один одному». Уверен, это позднейшая выдумка социалистов; предлагаю взглянуть на разинщину иначе.

Столетие за столетием не только крымские татары совершали набеги на Русь, но и казаки с Дона и Днепра разоряли турецкие владения: несмотря на конфессиональную рознь, ментально одни мало отличались от других. Когда в 1637 году казаки захватили стратегический Азов, терпение султана лопнуло. В 1642-м вольнице пришлось оставить город, после чего турки восстановили разрушенные укрепления и приступили к строительству новых крепостей у выхода в Азовское море, чтобы положить конец казачьим бесчинствам.

Призадумались казачки: куда ж теперь-то ходить «за зипунами»? Каждый атаман старался изобрести что-нибудь «пооригинальнее». Например, в 1666 году будущий соратник Разина Василий Ус во главе казацкой голытьбы с горящими от алчности глазами дошел аж до Тулы и разорил ее окрестности.

В 1668–70 годах Разин действовал с куда большим размахом. Предводительствуя все тем же материалом (неграмотным, полунищим голутвенным казачеством), он со значительными человеческими жертвами ограбил все берега Каспия – туркменские на востоке, персидские на юге, дагестанские на западе и астраханские на севере. Повсюду успеху способствовала «фирменная» монгольская внезапность казачьих атак.

По-видимому, ведущим мотивом в действиях Разина было тщеславие, иначе невозможно объяснить поведения этого знатного старшины, который сроду ни в чем не знал нужды. О том же свидетельствует длительная вражда Разина с собственным крестным отцом – атаманом Корнилой Яковлевым, сохранявшим лояльность царю. Поначалу Разин явно метил на место Корнилы, и лишь позднее, на пике своих удач, «присмотрел» себе цель куда как повыше.

Будучи одаренным организатором и военачальником, Разин активно занимался дезинформацией, чтобы скрыть истинные свои намерения. Историк Василенко подчеркивал: «Как цель своего похода Разин выставлял истребление бояр, дворян, приказных людей, искоренение всякого чиноначалия власти, установление во всей Руси казачества и всеобщего равенства. "Я не хочу быть царем, – говорил Разин, – хочу жить с вами как брат". Зная уважение русского народа к личности царя, Степан сам внешним образом соблюдал его, хотя на самом деле всячески старался дискредитировать царя в глазах народа».

Важная проговорка – именно царем он и захотел стать! Подобное стремление не слишком-то удивительно для той эпохи: в памяти свежо было еще Смутное время, когда на московском престоле перебывала целая куча народу. И разве не тем же образом повел себя в Англии Оливер Кромвель? В 1657 году он лишь под сильным давлением военных отказался от королевской короны, но взамен все равно наделил себя фактической властью монарха.

Застряв под Симбирском, Разин принялся распространять по окрестностям «прелестные грамоты», и кое-где голытьба прельщалась-таки возможностью легкого обогащения. Марискины отмечают, что из Атяшевского края к Разину «направили отряды деревни Алово, Сыресево, Мамодышево, Батушево, Кулясово». Естественно, проку от этих «войск» для удалого атамана почти не было; зато настоящей удачей стал переход на его сторону казаков и стрельцов, служивших на Симбирской оборонительной черте.

Тем временем в Алатырском уезде орудовали разинские подельники – атаманы Максим Осипов да Михайла Харитонов. К последнему примкнули еще несколько заскучавших у симбирских стен атаманов, и эта лихая вольница двинула на юго-запад, взяв по пути Корсунь, Саранск, Пензу, Наровчат, Нижний Ломов, Верхний Ломов, Кадом...

Казачки же Осипова 16 сентября 1670 года прорвалась в Алатырский острог, о чем историк В.Э. Красовский сообщает: «Город был взят и сожжен, воевода Акинф Бутурлин с женою и детьми и дворяне, запершиеся в соборной церкви, все сгорели».

Осипов тут же выставил «блок-посты» по обе стороны лодочной переправы через реку Алатырь в месте, которое издревле называлось Ордатов. И – пустился на северо-восток, захватив Курмыш, Ядрин, Козьмодемьянск, Лысково... Популярности Осипову прибавляло то, что промышлял он не под своим именем: Разин провозгласил его царевичем Алексеем Алексеевичем, который скончался в начале того же 1670 года.

Согласно разинской легенде, царевич спасся от рук злых бояр, которые дурно влияли на его отца-государя – Алексея Михайловича. Теперь Разин «всего лишь» хотел вернуть царевичу причитающийся ему московский трон. Как видим, Степан Тимофеевич хорошенько обмозговал легитимность своего восхождения к верховной власти.

Тем временем к Симбирску подоспел из Засурья князь Юрий Барятинский с крупными силами. В сражениях 1 и 3 октября бунтовщики потерпели сокрушительный разгром, после чего пути их предводителей резко разошлись. Разин с казаками, кликнув за собой Харитонова и Осипова, бросился наутек вниз по Волге – зализывать раны да искать пополнений.

«Когда мятежники заметили, что казаки их оставили, то бросились к Волге, чтобы спастись бегством, – говорит Василенко. – Но Барятинский напал на них, многие были перебиты или утоплены; более 600 человек попалось в плен и сейчас же были казнены без суда: одни четвертованы, другие расстреляны, большая часть повешены. Жители пригородных слобод пришли с повинной...»

В этой связи выскажу здесь одну догадку. Основная причина провалов всех казацких мятежей заключалась в малочисленности рубежного казачества (вольницы) по сравнению с казачеством внутренним, городовым: сначала князья, а затем цари сознательно изменяли это соотношение в пользу стрельцов.

«Твоим служилым и городовым казакам быть всем на моей службе, а кто ослушается и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Агриппина, велела казнити», – напутствовал московский князь Иоанн III рязанскую княгиню Агриппину еще в 1502 году.

Когда разинцев или пугачевцев исчисляют десятками тысяч, то забывают, что боеспособных повстанцев были лишь сотни. Скажем, в марте 1708 года на Дон из Запорожской Сечи явился Кондратий Булавин во главе аж 1500 казаков – то была очень грозная силища! Мало того, что все они с детства готовились к боям; большинство имели за плечами походы в Кубань, в Крым, на Азов. Десятки тысяч таких отборных кавалеристов не собирал ни один повстанческий вождь – их попросту негде был взять.

Российский дипломат Николай Спафарий (1636–1708) с надеждой извещал правительство, что для покорения всей территории от Байкала до устья Амура хватило бы 2000 казаков. Но увы! Как отмечает упоминавшийся Афиноген Васильев, в середине XVII века «в острогах Верхнеангарском и Баргузинском находились постоянно 70 енисейских казаков для сбора ясака» с 1000 мужчин-тунгусов! Безлюдство в Сибири дошло до того, что потомки тунгусского князца Гантимура, переметнувшегося на русскую сторону от китайского богдыхана, со временем «были перечислены в казаки и составили пятисотенный тунгусский казачий полк». А провинившиеся чиновники, начиная с 1673 года, и вовсе ссылались «в казачью службу».

Вот и у разинского атамана Осипова («царевича Алексея») была поначалу лишь одна казачья сотня. Сознавая свою малочисленность, атаманы принудительно рекрутировали, по словам Василенко, «в каждом селе, через которое проходили казаки... по мужику с дома».

Конечно, прибивались к казакам и «охочие люди», и обиженные на господ крепостные, и старообрядцы, которые справедливо видели в казаках единоверцев. Но больше всего среди «волонтеров», было, вероятно, представителей «инородцев-нехристей». Их совершенно истерзали царские поборы, вину за которые разинцы возлагали на «злых бояр».

Впечатляет одно лишь перечисление Марискиными: «Кроме хлебного оброка посопного (в государевы закрома. – В.Б.) или стрелецкого (на содержание армии. – В.Б.) платили натуральный оброк с бортных деревьев медом, денежный с земли, сенокосных угодий, лесных ухожаев, бобровых гонов, рыбных ловель, денежный ясак и различные пошлины, полоняничные деньги с каждого двора... на выкуп русских людей, взятых в плен во время крымско-ногайских набегов».

Кроме этого, взималась пушная подать (куничные деньги), средства на строительство и содержание дорог, ямских и почтовых станций (ямские деньги), а также выполнялись всевозможные повинности: «Особенно тяжелой из них была подводная; крестьяне обязаны были поставлять в Алатырь или на Сурскую пристань в Промзино посопный хлеб и ссыпать его в особые хлебные амбары... Из года в год росли недоимки».

А ведь чиновники еще и взятки вымогали – как же без этого! В 1667 произошло нечто неслыханное: ввиду «скудости» мордвы Алатырского уезда Москва списала народу все долги. Ну и что? К 1670-му долги накопились снова. В итоге разинский «царевич Алексей» (Осипов) собрал под своим бунчуком до 15 тысяч простого люда. Максимум, на что была способна такая толпа, так это на несколько дней задержать правительственные рати, дав казакам уйти.

Вот и Разин прикрыл свой тыл 15-тысячным воинством Акайки Боляева – этот мордовский мурза хорошо знал окрестности, ибо был родом из-под крошечного тогда Саранска (основан в 1641-м). Как извещают Марискины, в Акайкиных рядах «помимо прочих, были люди из Атяшева, Мамодышева под Сурским лесом». Сегодня уже невозможно сказать, сколько из них стали бунтовщиками против своей воли, будучи рекрутированы казаками.

Уже 12 ноября Барятинский разгромил Акайкин сброд у речушки Кондрать (ныне место побоища находится в Ульяновской области), отчего на территории нынешнего Атяшевского района «много осталось пустых дворов» – только в одном Атяшево насчитали пятерых убиенных.

Заметно поредевшие отряды Акайки соединились с бродившими по округе атаманами Леонтьевым, Никитинским и Савельевым, чтобы занять оборону в Алатыре. Однако опытный воевода Барятинский их упредил, взяв город 23 ноября все того же 1670 года.

Что ж, повстанцы решили принять бой в чистом поле – между селом Тургенево и деревней Баево на земле современного Ардатовского района Мордовии. И вновь полный афронт: 7–8 декабря Акайка был изрядно бит и кинулся через «ардатовский перевоз», Атяшево, Маресево, Саранск и Атемар в свои родные места – деревушку Костяшково. Но уйти от воеводы Василия Панина не удалось: Акайку схватили и, как одного из главарей мятежа, четвертовали.

Окончательно шансы бунтовщиков перечеркнул прибывший из Арзамаса думный дворянин и воевода Федор Леонтьев, который 18 декабря разбил их последний отряд численностью свыше 3000 человек (скорее всего, тут сознательное преувеличение победителя) у села Апраксино. В тот же день Леонтьев настиг отступивших в лесной засеке. «Ратные люди тех воровских людей на бою под деревнею Селищами побили», – доложил государю главнокомандующий карательными силами князь Юрий Долгоруков.

Государевы люди занялись облавами, зачистками, экзекуциями. Под горячую руку воеводы нередко карали без разбора, отчего мучительным наказаниям подвергались и селяне, насильно «всполошенные» казаками, причем русских среди них было очень немного. Отдельные дома и даже целые деревни сжигались вместе с обитателями.

«Из 613 мордовских дворов нашего края 105 оказалось пустыми, погибло свыше 60 человек, – констатируют Марискины. – Многие деревни опустели, спасаясь от расправы, крестьяне бежали "неведомо куда" поодиночке, семьями, целыми деревнями. Правительственным указом мордве было запрещено продавать оружие и военные припасы, в мордовских деревнях, чтобы не ковали оружие, запрещали иметь кузницы, стали отбирать даже луки и стрелы, запретили охоту на дичь. Мордва не имела права носить поясные ножи, земледельческие орудия труда и металлические поделки продавались в ограниченном количестве».

Дело в том, что в ту пору территория будущей Мордовии еще имела незначительное русское население. Атяшево, Большие Манадыши, Чамзинка и многие другие села были почти полностью мордовскими – недаром возглавлял местных повстанцев мордовский мурза.

Несомненно, коллективное наказание мордвы ускорило колонизацию: русские вселялись в брошенные дома, что существенно упрощало старт на новом месте; в противном-то случае начинать приходилось с шалашей и землянок. Предвидите, какой вывод сейчас последует? Верно угадали: во время разинщины мои предки на территории нынешнего Атяшевского района еще не проживали – ни по одной ветви!

Печальная судьба мордвы постигла и их соседей – черемисов и чувашей. Здесь расправу чинил князь Даниил Барятинский, которому послушно сдались Цивильск и Чебоксары. Жители Козьмодемьянска попытались сопротивляться: овладев городком, воевода наказал 400 человек кнутом, еще сотне отрубил руки или пальцы, а 60 человек казнил.

Уже к новому 1671 году Восточная Украина, как тогда в Москве назвали район нижнего и среднего течения Волги, полностью угомонилась, и только рыдали повсюду вдовы. Разинская мечта о царском троне обернулась гибелью свыше 100 тысяч человек, среди которых казаки составили незначительное меньшинство.

Такова была природа казачества – так сказать, категорический императив его поведения. Когда к новообрядческой России подступали враги, старообрядческая вольница обеспечивала вполне эффективную защиту. Тот же Разин в самые тяжелые месяцы русско-польской войны 1654–67 годов ездил к калмыкам и горячо призывал их на царскую службу, дабы совместно с донцами противостоять союзнику Речи Посполитой – Крымскому ханству.

Разин на гамбургской гравюре 1670 года

Таким Степана Разина представляли себе немцы

«Уже в юности [Разин] занимал видное место среди донских старшин, – добавляет Безотосный. – Зная татарский и калмыцкий языки, неоднократно успешно участвовал в переговорах с калмыцкими предводителями (тайшами). В 1663 году, возглавляя казачий отряд, совершил совместно с запорожцами и калмыками поход под Перекоп против крымских татар. Благодаря своей удачливости и личным качествам, получил широкую известность на Дону...»

Но вот война окончилась, и стало слышно, как самодержавие с казачеством точат зубы друг на друга. Большой московский Собор 1667 года перечеркнул надежды стаpообpядцев: хотя Никон был лишен сана и сослан на север, «двуперстных» окончательно отнесли к еретикам и предали анафеме. Для казачества то был сигнал, и Разин услышал его!

Эта уникальная в истории человечества ситуация не могла окончиться добром ни для одной из сторон: конец самодержавия должен был означать конец казачества. После распада Орды и раздела Польши оно не служило никому, кроме самодержавия, с которым же постоянно конфликтовало.